Флора и фауна на фасадах Подсосенского переулка

Мы давно собирались выбраться в эти края, но все не складывалось. Но наконец случилось, и вот удача: успели проскочить не по жаре. Теперь мы идем от нелюбимой, пенящейся толпой суетливой Курской к намеченному переулку, чтобы потом из него вынырнуть на уютную Покровку, а оттуда уже как фишка ляжет - Китай-город, Чистые Пруды - только выбирай.

Наверное, если в Курскую всмотреться, тоже поймаешь что-то особенное. Должно же в воздухе переплавиться и во что-то сформулироваться убойное сочетание вокзала со всеми вытекающими последствиями и средоточия современных искусств - Винзавода, Арт-Плея, куда недавно переехала Британская школа дизайна, клуба «Авант»... Но пусть в толпе мешаются смуглые лица торговцев с бледнолицыми дизайнерски одетыми мальчиками и девочками, фишка пока не рубится. А возле «Атриума» и этого нет - уже давно обычная для Москвы торговая махина, и все. Бог с ним. Переходим Садовое кольцо, именующееся на данном отрезке Земляным валом, и мы почти у цели: здесь спрятан очередной уголок старой Москвы, которую упорно на протяжении всех этих лет считываем с карты современной столицы. Лялин переулок, Воронцово поле, Подсосенский... Последний - самый протяженный в районе переулок, с него мы и начнем. Пока же сворачиваем c Садового кольца в Яковоапостольский, затем плавно переходящий в Лялин, и тут уже можно настраиваться.

Вот яркие примулы в ящиках под окном, которые станут сопровождать нас по всему маршруту. В подворотне две студентки-художницы отрабатывают практику, выводя на бледной стене желтые цветы. Картинка получается довольно тусклой. Гораздо тусклее, чем «незаконное» граффити, с которым мы столкнемся чуть позже.

- Разве можно такими кистями работать, посмотрите! - жалуется одна из практиканток.

Действительно, кисточки явно предназначены для малых форм, а не «наскальной живописи». Может, дело в этом?

Уже почти на повороте полуспрятан в зелени белоснежный бюст практически забытого сейчас «великого романтика русской литературы» - Василия Жуковского. Сын помещика и пленной турчанки, воспитатель цесаревича, переводчик «Одиссеи», поэт, которого Пушкин считал своим учителем, а Карамзин и Гоголь - другом... Здесь он еще невыносимо, неожиданно молод и полон надежд. Глядя на скульптуру, невольно вспоминаешь кольцо царя Соломона. Уж слишком ясно ощущается вечное: «И это пройдет»...

Но вот Лялин переулок выкидывает коленце и выбрасывает нас посреди переулка Подсосенского. Чтобы ничего не упустить, идем в конец, более короткую (но оттого не менее содержательную) его часть.

Буквально сразу, на углу, одна из главных здешних достопримечательностей - усадьба «ткацких королей» Морозовых, благородный зеленовато-пастельный отреставрированный особняк (№ 21) с могучими атлантами, согбенными под тяжестью не неба, а всего лишь балкона.

Когда-то на этом месте стояли непримечательные одноэтажные кирпичные дома, но тихий зеленый переулок приглянулся Викуле Морозову, и в 1839 году он выкупил участок. Архитектурный ансамбль получился недурной, еще бы: проектированием занимались Чичагов и Шехтель, а интерьеры расписывал сам Михаил Врубель.

Кроме силачей-атлантов фасад украшают лепные ангелы с факелами. Еще там можно обнаружить жезл Гермеса, обвитый тремя змеями. Несмотря на свое старообрядчество, Викула Елисеевич вовсе не возражал против такого разнообразия - языческие атланты, сказочные змеи, индуистские символы солнца рядом с небесными ангелами... Интерьеры особняка также совершенно различны по оформлению: «египетский» вестибюль, гостиная в стиле модерн... Особенное внимание привлекали «готические» помещения, расписанные Врубелем по мотивам «Фауста». Довольный же результатами Морозов щедро расплатился с архитекторами и господином оформителем и заказал Шехтелю дополнительно постройку в глубине участка старообрядческой молельни.

Семейство строжайшим образом придерживалось канонов староверов. Все мужчины Морозовы неизменно носили окладистую бороду и всегда имели при себе деревянную ложку с вырезанным на ручке двуперстием - при еде такая ложка как бы освящала трапезу. Даже на предприятия «Товарищества мануфактуры Викулы Морозова с сыновьями» старались принимать в основном старообрядцев, с малых лет приученных к дисциплине и уважению к старшим, что очень способствовало поддержанию порядка.

Но в истории Москвы Викула Морозов остался не только и не столько как успешный фабрикант, но и как щедрый меценат. С его помощью были построены психиатрическая больница на Канатчиковой даче (Алексеевская), многочисленные городские столовые и чайные «для бедного класса населения». А наследникам он завещал (выделив на это 400 000 рублей) осуществить свою давнюю мечту: построить в Москве детскую больницу, известную нам теперь как Морозовская больница. (Строительство ее было окончательно завершено в 1906 году).

В 1894 году главы семейства не стало, и мануфактуру возглавил один из пяти сыновей Морозова - Алексей. Истинные интересы его, правда, лежали совсем в другой области: он был страстным коллекционером. И в 43 года Алексей, оставив управление предприятием брату, целиком занялся любимым делом, постепенно превращая особняк в Подсосен-ском в музей русского прикладного искусства. Морозов сам ездил по городам и деревням, откуда привозил изделия народных промыслов - фарфор, лаковые миниатюры, лубочные картинки, гравюры, деревянные игрушки, вышивки, иконы «самого древнего письма». Не брезговал и старинными табакерками, финифтью, вещицами из хрусталя, стекла, червленого серебра... Постепенно в огромном особняке стала собираться уникальная коллекция. Самые ценные экспонаты размещались в залах второго этажа. А для редчайших икон архитектором Бондаренко была сделана специальная пристройка к особняку - «с верхним светом». Но тут случилось внезапное: переменилась власть.

В 1918 году особняк Морозовых был захвачен анархистами. Уникальные хрупкие вещицы хрустели под ногами. Но кое-что все-таки уцелело. Алексей Викулович, так и не покинувший Россию, продолжал обивать пороги начальственных кабинетов новых властей, пока, наконец, те не разрешили открыть в национализированном особняке музей. Сын миллионера почувствовал себя счастливым: жил, тут же, в нижних комнатах, водил экскурсии... Но счастье длилось недолго. В 1929 году экспозицию закрыли окончательно, а остатки уникальной коллекции разошлись по разным музеям.

Отдав дань истории Морозовых, по обыкновению сворачиваем во двор. Справа, в двухэтажном домике все той же усадьбы, офис. Вышли на перекур представители «планктона», привычно расположились на лесенке. Левое четырехэтажное здание, перпендикуляром перегородившее двор, неинтересное, без затей, да и цвет у него не радостный - помесь грязи с песком. На углу стрелка: «Курсы иностранных языков». Обходим, оказываемся с другой стороны, и видим странное. В основании непримечательной махины совсем другая конструкция. Арка с порушенной, обвалившейся лепниной обрамляет белую висящую в воздухе дверь. Дверь, в свою очередь, висит над расположившейся под ней кругом кирпичной оградой. Палисадник? Купель? Откуда старинная лепнина на по всем признакам сталинских времен строении?

Из соседней с нами двери, у которой мы расположились в раздумье, выходят две женщины и задают столь любимый охранниками вопрос:

- Вы что-то ищете?

- Мы журналисты, пишем об улицах Москвы, сейчас вот о Подсосенском переулке, - объясняет Лена. - Какое странное сочетание - этот низ и этот верх, - показывает она на дом.

- Так это же палаты Морозовых! - охотно поясняют наши внезапные собеседницы. - А верх был надстроен уже после войны.

Как полувымерший вид - старые москвичи, мы быстро находим общий язык.

- Как жалко, что вы поздно пришли, - говорит Светлана Васильевна. - Мы бы вас внутрь завели, к себе, на иностранные курсы. Вот эта висящая дверь - наша.

- Есть на что посмотреть?

- К нам экскурсии водят! Интерьеры сохранились, как ни странно. А это, кстати, - показывает она на круглую оградку, - внутренний дворик.

Мы вчетвером дружно приникаем к дырке в ограде и благоговейно смотрим на заполонившие участочек сорняки. Обменявшись телефонами, расходимся. Побродив еще по бескрайним просторам и закоулкам морозовских владений, выходим обратно в переулок.

До самого конца, до зеленеющего вдали Воронцова поля, тянутся веселой окраски двух-трехэтажные домишки, выглядящие для своего возраста удивительно хорошо - значит, есть хозяин. В чем мы немедленно и убеждаемся, заглянув во двор усадьбы Прохоровых-Хлудовых (№ 30), выстроенной еше в 1820-х годах, где нынче расположился Росэнергобанк.

- Что-нибудь ищете? - материализуется из благостного старомосковского пейзажа плечистый охранник.

Тут уже Ленина тирада про журналистов и старую Москву не проходит. Какая история, какая Москва? Частная территория - и баста! Несмотря на слабое сопротивление, нас аккуратно выдворяют за шлагбаум. Сетуя на то, что мы всего лишь слабые женщины, а не отчаянные блогеры-фотографы типа Ильи Варламова и Дмитрия Терновского, азартно нарывающихся на неприятности в борьбе за свободу фотографирования, идем дальше мимо шлагбаумов и будок с охраной.

Но конечно, и мы без дворов не остались. Обнаружили великолепный куст согнувшегося под тяжестью цветов жасмина, неохватные деревья, те же идущие рефреном красно-белые примулы в ящичках на подоконниках, мудрые граффити и неожиданные арки, как, например, в доме № 22, построенном в 1915 году архитектором Залесским, а в 1941-м потерявшего верхние этажи благодаря прямому попаданию бомбы. Так вот, подворотня его по протяженности скорее напоминает тоннель, в котором вдруг сбоку обнаруживается маленький выруб в стене - дверь на волю. Такая арочная матрешка.

Следующее здание (№ 20/21), выдержанное в холодноватом духе классицизма, архитектор Флоринский построил в 1914 году для реального училища Воскресенского, слывущего одним из лучших учебных заведений в дореволюционной Москве. Упор здесь делался на математику, физику, химию, но и уровень преподавания гуманитарных наук был отнюдь не низок, о чем можно судить хотя бы по тому, что историю вел Сергей Богоявленский, известный впоследствии исследователь истории России. В советское время тут помещались Московский педагогический техникум имени Профинтерна, Московский областной педагогический институт и институт управления.

...И снова забредаем во двор.

- Не снимайте мой балкон, - слышится мрачный голос от гаражей.

Господи, сколько ж поводов находится «не снимать»! Ну и ладно. Идем между этими самыми гаражами вглубь, где обнаруживается, почти как в музее Морозова, кусочек «народной росписи» - разнообразное граффити. Среди кирпичных стен и старых деревьев смотрится очень художественно.

- Что вы там ходите, как шпионы? - бормочет нам в спину не унимающаяся компания у гаражей.

Приосаниваемся и отвечаем бодро:

- Работа у нас такая!

Вот мы уже на углу с Казарменным переулком, возле знаменитого доходного дома Тарховой (№ 18/5) - прекрасного и ужасного. Прекрасного своим своеобразием, «характером», ни-на-кого-непохожестью, ужасного - состоянием, в котором он находится. Дом-улитка, дом с кошками, с маками, тюльпанами... Как его только не называют. Наверное, каждому в его очертаниях видится свое. Но что здание это необыкновенное, соглашаются все. В нем архитектор Георгий Макаев (урожденный грузинский князь Макашвили) соединил то, что всегда считалось не сочетаемым, применил, казалось бы, противоречащие друг другу стилистические приемы. К примеру, вверх по угловому фонарю-эркеру ползут гигантские стебли будто небрежно нарисованных ребенком цветов (считается, что это чертополох, столь любимый московскими архитекторами, работающими в стиле модерн), а под ним - изящные, точно выверенные полукружья узких проемов. На шершавую, грубую стену дома автор поместил вполне достойное женского будуара милое майоликовое панно с маками (позднее выломанное). Маки, кстати, тоже модернистами чтились и считались символом того, что «жизнь - это сон». В любом случае башня-фонарь с чертополохом ли или тюльпанами тянется вверх, как цветок к свету. А откуда же взялся дом с кошками и улитками? Что за зоопарк? Оказывается, трактовка такая: мол, головки цветов похожи на морды недовольных кошек, а расположенные наверху башни-эркера «рожки» превращают дом в гигантскую улитку. Поистине без мака тут не обошлось - какой простор для фантазий!

Дом, кстати, архитектор-князь изначально строил для себя. Сейчас в нем располагается 37 квартир. В одной из них живет художник Константин Звездочетов, тоже считающий, что творение Макаева ох какое непростое: «Когда мы вселились, было совершенно невероятное влипание в этот дом. Он завораживает и не отпускает. Феодальная замкнутость его жителей напоминает общежитие имени монаха Бертольда Шварца. А еще - если зайти в дальнюю комнату нашей квартиры, то за тобой эхо повторяет странным голосом робота. А потом ты начинаешь хлопать в ладоши. Вместо хлопков эхо отвечает бурятской народ¬ной музыкой. Это дух Макаева».

Конец переулка приближается, уже рукой подать до Покровки. Проходим двором мимо пустующего дома, раскрытой книгой белеющего среди желтых собратьев. С проводов, тянущихся к последнему этажу, ниспадают зеленые плети дикого вьющегося винограда. В самом углу «книжки», на окне, выросло деревце. Корни его уютно расположились в углублении стены, где обвалилась штукатурка. И тут же, возле дома, небольшой базарчик: несколько продуктовых палаток, возле которых наблюдается оживление. Неудивительно - магазинами местность не богата.

Вот, собственно, и все. Переулок заканчивается Xрамом Введения в Барашах - мощным красным ансамблем в просторном церковном дворе, с белыми куполами и белой воздушной пристройкой. Мы заходим в калитку, садимся на лавочку и смотрим в небо. Ходит голубь. Его ленивым взглядом провожает кошка. Там, за домами, упорно тянется вверх по шершавой стене чертополох, и дух грузинского князя навевает маковые сны. А облака плывут, и жизнь кажется бескрайней и бездонной.

Мария Кронгауз

UP

Вход/Регистрация - Присоединяйтесь! Ваше имя: (или войдите через соц. сети ниже)

Комментарии и отзывы ( потяните за правый нижний край для увеличения окна ):

Введите код, который Вы видите на изображении выше (чувствителен к регистру). Для обновления изображения нажмите на него.