Опубликовано: Март 28, 2012
Олег Табаков:
Добрый день! Для того, чтобы вы ко мне привыкли, и чтобы ваши вопросы были окончательно сформулированы, я сообщу вам некоторые «выходные данные» мои - их оглашают обычно, когда человек поступает на работу.
Я родился 17 августа 1935 года, в Саратове, в семье врачей, которые по сути были интеллигенцией в первом поколении - советской интеллигенцией. По отцовской линии я из пролетариев, по материнской - я из землевладельцев, довольно крупных. В 1953 году я окончил среднюю 18-ю мужскую школу в городе Саратов и поехал искать счастья в Москву. Поступил в театральный вуз - Школу-Студию МХАТ, которую и окончил в 1957 году. Будучи еще студентом, принял участие в новом театральном деле во главе с Олегом Николаевичем Ефремовым, которое впоследствии преобразовалось в нынешний театр «Современник». Работал в этом театре в качестве актера, в 1970 году после ухода Олега Николаевича во МХАТ решил стать директором этого театра - и стал. В 1976 году, поняв, что мои представления о том, как должен двигаться и развиваться театр «Современник», и представления об этом же моих коллег-сподвижников являются разнонаправленными векторами, я решил перестать быть директором - и перестал.
Где-то в 1983 году, получив достаточно серьезный удар от театра, в котором к тому времени я проработал уже 18 лет, по приглашению Олега Николаевича перешел в Московский художественный театр. Работал актером, затем 15 лет - ректором школы-студии МХАТ, обучил в общей сложности 7 студий, включая латвийскую. Случилась беда в 2000 году: умер Олег Николаевич Ефремов. Не слишком долго мне давали время на раздумья, надо было дом горящий тушить. Я стал руководить Художественным театром, чем и занимаюсь более или менее успешно. Женат вторым браком, имею четверо детей и четверо внуков. Моя младшая дочь младше моей младшей внучки на полтора месяца.
Вот и все, больше ни в чем не замечен.
Вопрос из зала:
- Верите ли Вы в голос судьбы? Поясню: когда Вы были еще студентом Школы-Студии МХАТ, наш замечательный актер и режиссер Михаил Яншин пригласил Вас на роль князя Мышкина в спектакль «Идиот». Казалось бы, о такой удаче можно только мечтать, а Вы отказались и ушли в «Современник». Что это было? Чутье, интуиция или расчет?
- В судьбу верю, в расчеты не очень, скорее верю в интуицию, она меня в общем никогда не подводила, разве что в частных проявлениях - во взаимоотношениях с людьми или в оценке людей. Что касается о том случае, который Вы вспомнили, я не думаю, что тут был какой-то расчет. Была захлебывающая радость юности, которой предоставляют шанс совершить нечто нравственное. Ночью премьеру играли - как я мог бросить, как я мог представить себе что-то другое? Нет, конечно нет.
Играл много. Снимался много. И даже инфаркт, полученный мною в 29 лет, был, на мой взгляд, справедливым: ибо к этому времени, к 29 годам, фильмов этак 20 было уже за плечами. Так что все по заслугам - я инфаркт имею в виду.
Вопрос из зала:
- Вы когда-то работали в театре «Современник», который провозгласил новую модель театра, в частности - актерское самоуправление. Как Вы думаете, нужна ли демократия в театре сейчас?.
- Она никогда не нужна, это абсурд! Демократия и театр есть две вещи несовместные. В театре должен быть режим авторитарный, режим абсолютизма, но просвещенного. В этом смысле я в каком-то смысле отвечаю этим стандартам, поскольку кроме Школы-Студии МХАТ я окончил еще и Университет марксизма-ленинизма. В самом деле, став директором театра «Современник» и получив в качестве содруга - а содруг по-чешски означает «товарищ» - получив в качестве содруга художественную коллегию, состоявшую из 5 человек, я довольно быстро ее раскусил и закончил ее существование через год. И стал настойчиво рекомендовать на должность главного режиссера этого театра Галину Борисовну Волчек. В те поры руководство культуры советской реализовывалось людьми непростыми, подчас ущербными, и вот один из этих ущербных объяснил Галине Борисовне, что все хорошо, конечно, и может, Вы и будете главным режиссером театра - но вот есть один, Табаков, который против этого. И видимо даже как-то преуспел: что-то заронилось в израненную Галкину душу. Много лет спустя я узнал об этом обстоятельстве.
Однажды на эту художественную коллегию, через несколько месяцев после того, как Олег Николаевич (Ефремов - прим.ред.) сел в кресло главного режиссера Московского художественного театра, он довольно неожиданно появился в «Современнике» и сказал: «Вот тут вы сидите все, а Лёлик уже дал согласие сесть в мое кресло!» Будучи обладателем остойчивой психики, я просек сразу, откуда информация. Естественно из горкома, откуда еще?
Так что это все самоуправление... Ну какая коллегия? Как актер может быть руководителем? Он собой-то не всегда руководит. Перечитайте письмо Василия Ивановича Качалова Станиславскому, как он рассказывает, какое счастье было у него вчера на спектакле, когда в том поразительном рисунке, который Станиславский ему выстроил, он вдруг в какой-то момент отступил от рисунка - и понесло его в другую сторону. А потом он вернулся в рисунок...
Нет, руководить надо ответственно и спрашивать с себя всерьез. Так скажу вам. Я человек честолюбивый. Если бы я думал, что кто-то лучше меня сделает эту работу во МХТ, я б назвал этого человека и сдал ему театр.
Так, вопрос насчет моих реанимационных способностей...
Вот МХТ вернулся к жизни, Да, вернулся! Сейчас, как мне кажется, театру возвращено рабочее, нормальное состояние. В нем не завершены некоторые работы, происходит техническое перевооружение, но пройдет немного времени - и в Москве появится театр, оборудованный по технологии уже XXI века. Также надо окончательно сформировать труппу, помочь 2 - 3 молодым режиссерам... Надо бы, конечно, филиал делать... Так что театр на ходу. Конечно, надо еще много работать. Поскольку лучшее, что я видел в театре - спектакль Немировича-Данченко «Три сестры», - совершенным театральным произведением для меня является ансамблевый театр. Для меня главным в театре является живой актер, а в его работе главное - способность воспроизводить живую жизнь человеческого духа.
Вопрос из зала:
- Были ли у Вас трудности в связи с перестроечным периодом, поскольку у Вас за плечами университет марксизма-ленинизма?
- Никакой сложности не было. У меня социальное происхождение, если говорить коротко, несовершенное со стороны мамы. Так что трещину в моем сознании относительно справедливости бытия жизни, меня окружавшей, случилась где-то до 10 лет. Бабушка Оля рассказала в частности, что дед, Андрей Францевич, умер в декабре 1919 года в своей постели, в своей библиотеке в господском доме, где он жил. Я будучи мальчиком начитанным, с ужасом стал вспоминать - это же два года спустя после октябрьского переворота! То есть те, кого он, можно сказать, эксплуатировал - они его защищали, кормили, ограждали от бандита Котовского, от Маруси Богуславки, от Скоропадского, от немцев, от большевиков, от белых - от многих! И дальше у меня была долгая жизнь с очень трудной двойной бухгалтерией, так что прикидываться начал рано. А если учесть особенности моей карьеры, как меня бросало на все должности: комсорг - я , профорг - я, парторг - я... Но я ловко как-то управлялся с этим балансом.
В 1974 году я был вытолкнут за пределы Советского Союза: надо было, видимо, снизить возрастной ценз театральных режиссеров, ставящих русские произведения за рубежом. А то кто ставил? Георгий Александрович Товстоногов, Иосиф Михайлович Туманов, Георгий Павлович Ансимов... И меня бросили на острова - в Великобританию. Я должен был ставить «Ревизора» Гоголя. Мы общаемся с работодателем, Питером Джеймсом. Потом вызывают в Министерство культуры и говорят: «Олег Павлович, мы нашли Вам помощника. В трудную ситуацию Вы попадаете. Вам поможет товарищ...» Звоню Питеру - так и так, нашли мне помощника. Тот - как, зачем, уже есть переводчик - невозвращенец из Театра Образцова, Борис Исаров. Звоню в Минкульт: «У работодателя уже есть переводчик. «Чего??» - говорят там. В итоге «помощник» от Минкульта поехал со мной. Мы сходим на Кенсингтон-Корт роуд, и вот тут я увидел, как англичане могут быть жестоки: они перестали его замечать. К концу третьих суток я стал таким патриотом, каких мало было в Советском Союзе. Но судьбе угодно было разрешить этот конфликт вполне детективно. Господь их покарал - и «помощник» мой, и Борька Исаров захворали в один день тяжелой простудой. Моисей Соломонович, эмигрировавший из Одессы в 20-м и являющийся финансовым директором театра, в котором я должен был ставить «Ревизора», пришел ко мне поутру и сказал: «Олег, ты сегодня должен репетировать». «Но как? Я ж не понимаю ничего...» - «Но ты должен, иначе будут большие трудности в моей жизни...» И заплакал... Представляете, каково это - когда человек под 70 лет плачет? «Все-все, сегодня не буду, а с завтрашнего дня - буду», - пообещал ему я. Ну вот так я и попал в мир капитализма и за три работы - за английскую, датскую и германскую - вполне прошел вот этот самый путь обучения и понял, что, оказывается, капитализм также нехорош, как и социализм.
Вопрос из зала:
- Как Вы отреагировали, когда Татьяна Лиознова предложила роль Вальтера Шелленберга?
- Мне объяснили, что у меня достаточно неплохое портретное сходство с ним, поэтому для меня это просто была, да и остается сейчас, просто роль. Знаете, когда Николаю Павловичу Охлопкову предложили стать заместителем министра культуры, он сказал: «А что? Я и королей играл...»
После того, как этот сериал смогли посмотреть жители ФРГ, мне пришла оттуда из маленького города рождественская открытка: Санта-Клаус, олени, запряженные в повозку.. Письмо было от племянницы Шелленберга и там было написано: «Спасибо, что Вы были так же добры, как был добр и дядя Вальтер».
Вопрос из зала:
- Когда к Вам пришел первый большой успех на сцене и что это был за спектакль?
- Это был спектакль «В поисках радости» - первый, по сути дела, спектакль театра «Современник», первая работа на профессиональной сцене. Может быть потому, что я был достаточно субтилен, роль мальчика 14 лет была не слишком сложна, меру легкомыслия моего я вполне соотносил с возможностью рубить с такими трудами приобретенную мебель... так что все сошлось.
Вопрос из зала:
- Олег Павлович, почему такой молодой и успешный актер, Вы стали преподавать? И как удалось Вам открыть столько звезд?
- Повезло, наверно. Я еще с детства хотел иметь много детей. Жена моя первая была такая очаровательная, миниатюрная, и, родив второго, забастовала. Я думаю, что если бы было много детей, я бы не стал преподавать. Это, наверно, такая потребность продлиться. Может, это выспренно звучит, но строки «Нет, весь я не умру», - они мне очень понятны.
Вопрос из зала:
- Олег Павлович, мне очень нравится название Вашего театра - «Табакерка». Кто его придумал?
- Не я, мне оно не нравится, я театр называю «Подвал». Первого марта будет якобы 20 лет этому театру - официально зарегистрированному, государственному учреждению. Но в ноябре 2008, т.е. спустя год с небольшим «Подвалу» будет 30 лет, потому что 30 лет будет со дня - точнее, вечера, - премьеры первой пьесы Леши Казанцева «С весной вернусь к тебе», поставленной Валерием Фокиным.
Городской глава Виктор Васильевич Гришин, тогдашний первый секретарь горкома партии, считал меня вредоносным элементом в сфере театрального образования, а также человеком, который просто разлагает сознание своих учеников, и считал меня недостойным встать во главе зарождающегося театра... И «Подвал» - он по сути дела защитил нас. Мы жили за его стенами, и жили хорошо.
Первая студия - это вообще трагическое такое сословие. Не зря уже умерли некоторые из них... Она надорвались. Они очень много сделали. Они были первенцами, первыми. И уж сколько в них вложено было! А уже нет Ленки Майоровой, нет Игоря Нефедова, Лешки Селиверстова... Мы в общем заслуживали, конечно, лучшего. Если бы не те отнятые 7 лет - с 80-го по 87-й, довольно много, наверно, и качественно иного сделали бы. Мы были на взлете, очень смелые были. Такого спектакля, как поставили Костя Райкин и Андрей Дразнин - «Маугли» - ничего подобного я больше не видел, а прошло уже 28 лет! Мы однажды играли «Маугли» в городе Дебрецен: публика не уходит - и все. «Вы что?», - спрашиваем мы. «Еще раз!» Было человек сто, которые не попали - и ребята играли второй раз.
Вопрос из зала:
- Вы по жизни кажетесь Моцартом, а не Сальери. Каково Вам играть эту роль?
- Очень даже удобно. Потому что я довольно много знаю про эту породу людей, которые называются Сальери. Я играю уже 23 года, и с печалью и болью констатирую, что процент людей, сидящих в зале и разделяющих точку зрения Сальери, никак не уменьшается.
В 1968 году, с опозданием почему-то на год, давали награды к 50-летию Советской власти. И я эту награду получил - дьявольская хитрость. К моменту, когда газеты опубликовали соответствующий указ - а это 1968 год - танки были в Праге. А самый большой мой театральный успех был именно в Праге, я играл Хлестакова, 24 спектакля за февраль, и правительство дважды туда приходило... Я играю по-русски, другие актеры по-чешски. И уже довольно крупный продюсер составляет расписание мирового турне... Но танки вошли по расписанию в Прагу и турне мы как-то... отложили. В это время мои чешские друзья уже бомбят меня письмами: «Что ж ты, сволочь такая, говоришь, друг - а не протестуешь? Тут танки, а ты молчишь!» А я в это время лежу в Боткинской больнице. И тут они последний удар наносят: мой подарок, шапки - меховые, роскошные - присылают назад. Все, отступать некуда, позади Прага. И пишу телеграмму Леониду Ильичу: «Вынужден протестовать...» Феномен был, между прочим, исторически объясним. Граф Лорис-Меликов, премьер при императоре Освободителе, Александре II, такие номера выделывал: если кто-то протестовал - его награждали. И не отмоешься. И когда я с болезни, попротестовамши, полный гордости за свою смелость открываю газетку и вижу в ней - «Наградить орденом "Знак Почета"»... Кто у нас протестует? Вот какие дела были, какие умные люди...
Вопрос из зала:
- Как Вы относитесь к актерским розыгрышам? И участвуете ли в них сами?
- Если остроумно и смешно - то положительно... Женька Евстигнеев - великий актер России, мы с ним играли в спектакле «Продолжение легенды». Он играл такого батю, который патронировал интеллигентов, приезжающих на стройки в Сибирь дабы укрепиться духом и состояться нравственно и производственно. По сюжету он встречает меня - в галифе, в кирзовых сапогах, а я с чемоданчиком, из Москвы, где у меня любовь не состоялась, в институт не попал, а любимая - дочь весьма состоятельных родителей и поэтому «не светит». Так почему бы не построить Ангарскую ГЭС? В свободное от любви время.
И вот Евстигнеев, подлец, в очень трудный для меня момент, где на сцене ничего нет, только бугор из папье-маше, покрытый жутко колючей, как проволока, травой - меня разыграл. У нас был спектакль «Никто, или Вор в раю». Там была сцена в раю действительно, где мы изображали святых. И для игры в апостолов у нас было такое свечение вокруг головы, т.е. один обруч, другой, побольше, а между ними - тюль с блестками. И вот Евстигнеев надевает эту штуку и в кулису становится - с этими волдырями на коленях, в галифе. Я зову: «Юна, Юна,» - так звали мою оставшуюся в Москве любовь, а Евстигнеев в кулисе, в апостольском нимбе, сложив руки на груди, мне шепчет: «Юна - это я!».
С этим же спектаклем, «Продолжение легенды», связана еще одна история. Я сижу на сцене, на том самом бугре из колючей травы, и вспоминаю Юну, и ко мне выходит Нина Дорошина. Существо она поразительное, глаза как у кошки. Она по сюжету любит меня, она простая рабочая, местная... Мы с ней, кстати, везде играли любовь. И видимо, со временем она стала путаться. В разных пьесах меня звали по-разному: где Олег, где Толя, где Слава... И вот она говорит: «Слава, Слава...» - а уже полпьесы прошло и меня все звали Толя. И эта история развиваться не может. Я ей шепчу: «Я - Толя...» Пауза. Из глаза Нины капнула слеза... другая... «То-о-оля...»
Вопрос из зала:
- Сохранилось ли в Вас что-нибудь от романтика Искремаса? Можно ли отождествлять Вас с этим героем?
- Отождествлять никогда не стоит, во-первых. Сохранилось или нет? Душа - живая... Наверно, Искремас сейчас руководил бы театром. Потому что беда была в театре. Он совсем-совсем в трудном положении был. И с присущим ему легкомыслием он пошел бы руководить, наверно. А потом убрал бы слово «Академический» с афиши. Потом послал бы талантливых людей делать спектакли... «Есть упоение в бою», понимаете? Без риска - неправда, что без риска нельзя взорлить, подняться...Это все, наверное, оттуда... А так - больше ничего во мне от Искремаса нет. Я просто руковожу двумя театрами в Москве.
По материалам передачи "Линия жизни" источник:
От: marina51,
Скрыть комментарии (отзывы) (1)
Похожие темы:
« Вернуться
|
С чем связана покупка мебели в Санкт-Петербурге?
В последние годы многие из россиян размышляет о том, где же и за сколько можно купить дом в пригородах крупных городов. Вне зависимости от желания продавцов, по объективным причинам цены на дома снизились весьма существенно. Строительство или покупка частного дома – весьма сложное мероприятие. Хозяину приходится найти ответы на большое количество различных вопросов, от решения которых зависит насколько красивым и что не менее важно безопасным будет квартира. В наши дни уделяется серьезное внимание освещению. Не реально представить себе жишище, в котором бы не было окон. Современные окна делают возможным приток в помещение чистого воздуха, делают возможным попадать в комнаты лучам солнечного света, за счет чего содействуют экономии электроэнергии.
Как купить диваны для загородного дома Какую мебель будет правильно купить в жилище? Практика такова, что решать данный вопрос приходится без посторонней помощи. Рынок мебели динамично развивается. [Развернуть]
В Питере можно посоветовать посетить Некст Форм или "Мебель-Сити" - вы не будете разочарованы.
1