Опубликовано: Март 28, 2012
31 января 2005 года исполнилось 140 лет со дня рождения знаменитого мецената, основателя театрального музея Алексея Александровича Бахрушина (1865-1929).
Бахрушин за свою благотворительную деятельность и помощь государству он получил чин действительного статского советника и звание почетного гражданина Москвы. Выделял средства на создание отечественного воздушного флота, различные медицинские эксперименты.
Литературно-театральный музей Императорской Академии наук - под таким названием в 1894 году в Замоскворечье был открыт музей, который сегодня мы именуем Бахрушинским, по имени его создателя. Этот музей существует и поныне и по объемам фондов считается крупнейшим в мире. Памяти Алексея Бахрушина и истории его музея посвящена передача «Театральный Сезам», которую телеканал «Культура» показал 31 января в 13:50.
Фрагменты книги Натальи Думовой «Московские меценаты», посвященные А.А. Бахрушину:
У Александра Алексеевича Бахрушина было три сына: Владимир, Алексей и Сергей. Отец надеялся видеть их своими преемниками в деле и не поощрял воспитания в них каких-либо художественных наклонностей. Когда он уходил на завод, мать тайком учила детей играть на рояле. Позднее отец сменил гнев на милость, и Владимир стал брать уроки живописи, Сергей - игры на скрипке, а Алексей увлекся игрой на арфе и пением, у него был абсолютный слух и хороший голос (во взрослые годы приятного тембра баритон).
Учились мальчики Бахрушины, как и многие дети из семей московского купечества, в частной гимназии Креймана на Петровке. Алексей успевал в учебе неважно. Сохранился его аттестат за 4-й класс - по большинству предметов выставлены тройки. Из 7-го класса гимназии (а может быть, и раньше) ушел, объявив, что хочет идти на завод работать. Для отца - фанатика промышленной деятельности - это был достаточно веский аргумент. Впоследствии Алексей Александрович всю жизнь жалел, что не доучился.
- Дурак был,- говорил он сыну Юрию.- Отцу надо было меня выпороть, а не брать из гимназии.
С раннего утра до пяти часов дня Алексей бывал на заводе, постигал отцовскую премудрость, а по вечерам предавался светским развлечениям. Он любил одеваться по моде, с некоторым налетом эксцентричности: котелок носил чуть поменьше, чем другие, променадную трость - чуть потолще. Играл в любительских спектаклях в кружке молодых Перловых - детей известного чаеторговца (двоюродные братья Бахрушины-Владимир Александрович и Николай Петрович - женились вскоре на дочерях Перлова). В какой-то оперетте, поставленной кружком, исполнял неаполитанские песни, пел партию графа Невера в опере «Гугеноты». Был завсегдатаем балов, которые давались в те годы в Москве чуть ли не ежедневно в течение сезона. <...>
Но чаще всего по вечерам молодой Бахрушин отправлялся в театр. Он с юных лет увлекался оперой, а еще более балетом и испытывал восторженное преклонение (пронесенное через всю жизнь) перед мастерами Малого театра - Ермоловой, Федотовой, Никулиной, Михайлом Садовским, Ленским. Вскоре стал страстным театралом, проникся глубокой и серьезной любовью к «храму искусства».
Однажды в компании молодежи двоюродный брат Алексея Александровича С.В. Куприянов стал хвастать собранными им разного рода театральными реликвиями - афишами, фотографиями, случайными сувенирами, купленными у антикваров, и т.д. Бахрушин не пришел в восторг от этих разномастных приобретений. Чтобы собрание имело ценность, сказал он, надо не только скупать вещи у продавцов, а выискивать их обязательно самому, при условии личного глубокого интереса к предмету. Иначе это будет пустое занятие.
Куприянов вспылил, принялся расхваливать свои «сокровища», Бахрушин тоже раскипятился. Слово за слово...
- Да я и за месяц больше твоего соберу! - объявил Алексей Александрович.
Оскорбленный кузен предложил пари. Оно было заключено при многочисленных свидетелях и в положенный срок выиграно. Так слепой случай (а может быть, само провидение?) натолкнул Бахрушина на главное дело всей его жизни.
Опыт коллекционирования у него имелся очень небольшой. Пробовал собирать японские вещи, потом все, что имело отношение к Наполеону. Но это была лишь дань моде, преходящая, случайная. Теперь было затронуто самолюбие, не хотелось оказаться побежденным в споре.
Бахрушин ринулся к букинистам, антикварам, каждое воскресенье ездил на Сухаревку. Там его ждали удивительные находки.
Москва в конце прошлого века была землей обетованной для любителей и искателей всяческой старины. В самом центре города, в замшелую, поросшую травой Китайскую стену упирался узкий - шириной в несколько шагов - Никольский тупик. В полуподвалах находившихся здесь домов сплошь теснились лавочки букинистов. Книг здесь бывало столько, что не только покупателю - продавцу негде было повернуться! У Варварских ворот помещались старокнижные лавки. Вдоль Китайской стены, до самых Ильинских ворот тянулся знаменитый «книжный развал». Здесь можно было купить все, что только сходило с печатного станка. Какое раздолье для историка, библиофила, коллекционера, да просто для книголюба!
А легендарная Сухаревка? Каждую ночь с субботы на воскресенье на большой площади вырастали, как по мановению жезла, тысячи складных палаток и ларей. С 5 часов утра и до 5 вечера кипела бойкая торговля. Здесь продавались съестные припасы, одежда, обувь, посуда - да что хочешь! Если кого в Москве обкрадывали - первым делом бежал на Сухаревку разыскивать свое добро у перекупщиков.
На воскресной барахолке можно было сделать любую, самую фантастическую покупку: от старинных редких книг, картин знаменитых художников - до рваных опорок и воровского набора для взятия касс. К концу века многие вековые дворянские гнезда оскудели, пошли с аукциона, и на Сухаревке часто за бесценок продавались старинные драгоценные вещи: мебель, люстры, статуи, севрский фарфор, гобелены, ковры, ювелирные изделия... Часами рылись в Сухаревских развалах антиквары и коллекционеры (среди них можно было встретить известных, уважаемых в городе богачей - Перлова, Фирсанова, Иванова), за гроши покупали шедевры, оценивавшиеся впоследствии знатоками в сотни тысяч рублей.
Здесь, на Сухаревке (которую Алексей Александрович называл «главным поставщиком» будущего бахрушинского музея), он и сделал находку, положившую начало его коллекции. В лавочке грошового антиквария за 50 рублей купил 22 грязных, запыленных маленьких портрета. На них были изображены люди в театральных костюмах. Бахрушин предположил, что его находка относится к XVIII веку. В тот же день он поехал в художественный магазин Аванцо на Кузнецком мосту, просил промыть и отреставрировать портреты и вставить их в общую большую дубовую раму.
Когда заказчик приехал забирать свою вещь, она была неузнаваема, приобрела нарядный, музейный вид.
Бахрушин залюбовался ожившими красками портретов. Вдруг кто-то сзади, за его спиной, сказал:
- Продайте!
Это был седобородый рябой человек, отрекомендовавшийся режиссером Малого театра Кондратьевым. Продать ему свое приобретение Бахрушин отказался, но пригласил нового знакомого к себе домой, чтобы рассмотреть портреты поближе.
После осмотра Кондратьев высказал предположение, что на портретах изображены крепостные актеры Шереметевского театра в Кускове. Эта гипотеза подтвердилась много лет спустя, когда потомок владельца кусковского театра граф П.С. Шереметев, осматривая бахрушинское собрание, пораженный, остановился у «Сухаревской находки».
- Откуда это у вас? - спросил он хозяина и, узнав историю покупки, рассказал:
- Эти портреты очень давно украдены из Кускова. Я помню их с детства. Портретики были сделаны в Париже, и по ним шились костюмы для актеров шереметевской труппы.
Вскоре граф прислал еще несколько портретов, случайно не попавших в число похищенных. «Чтобы не разрознивать коллекцию», - объяснил он Бахрушину.
Алексей Александрович очень любил эту серию портретов - первенца своей коллекции. Потом уже, став знатоком исгории театра, он пришел к мысли, что это не портреты актеров, а эскизы костюмов, и даже высказал предположение, что их делала художница Марианна Курцингер, работавшая в парижской Гранд-опера. Доказать эту гипотезу удалось уже после змерти А.А. Бахрушина, когда на эскизах была обнаружена подпись угаданного им автора.
С первых же встреч Бахрушина с Алексеем Михайловичем Кондратьевым они стали большими друзьями. Режиссер с большим сочувствием отнесся к замыслу коллекционера. «Он поддержал во мне веру в пользу моего намерения, - писал впоследствии Алексей Александрович, - убеждал продолжать поиски документов истории театра на Руси».
В первое же посещение Бахрушина Кондратьев спросил, почему в собираемой хозяином коллекции нет актерских автографов.
- Да где же взять их? - удивился коллекционер. - Этот товар ведь не продается.
Назавтра Кондратьев прислал объемистый пакет с записками к нему артистов Малого театра. Темы их были пустячные - извещение о болезни, о невозможности присутствовать на репетиции, о потере текста роли. Зато какие имена! Алексей Михайлович передавал Бахрушину различные театральные мелочи, принадлежавшие некогда известным актерам, подсказывал, где достать ту или иную реликвию.
И сам Алексей Александрович все больше и больше сближался с театральным миром, всеми правдами и неправдами добывал разнообразные предметы, пополнявшие коллекцию: программы спектаклей, юбилейные адреса, фотографии с автографами, тетрадки с текстами ролей, балетные туфельки, перчатки актрис. Он разыскивал эти вещи сам и при помощи друзей, стал завсегдатаем букинистических и антикварных лавок.
Коллекционирование превратилось в страсть - Алексей Александрович думал только о своем собрании, только о нем мог говорить. Знакомые удивлялись, посмеивались над его чудачеством, пожимали плечами - ну кто мог тогда вообразить, что «театральная чепуха», усердно собираемая Бахрушиным, станет ценнейшим подспорьем для изучения истории отечественного и зарубежного театра?
Кто мог, например, подумать, что пристрастие Бахрушина к балетным туфелькам (сколько по этому поводу отпускалось острот!) даст в будущем возможность наглядно проследить, как развивалась техника балета. Тонкие туфельки Фанни Эльслер и Марии Тальони плотно облегали ножку балерины в начале XIX века и делали ее танец подлинно воздушным. Потом в туфельке появился пробочный носок - он помогал балеринам проделывать сложнейшие танцевальные движения. Начало XX века принесло удивительное новшество - стальной носок, позволивший довести технику балета до предельного совершенства.
Поначалу коллекционеру не хватало чутья, умения по достоинству оценить, отобрать для коллекции действительно стоящие вещи. Бахрушин не раз рассказывал историю о том, как к нему однажды пришел незнакомый художник и предложил купить у него театральные эскизы. Алексей Александрович в то время в произведениях подобного рода не разбирался и их не покупал.
- А что вы хотели бы? - спросил художник.
- Ну, какую-нибудь женскую головку.
- Я вам обязательно сделаю. Но не могли бы сейчас дать мне денег авансом?
Бахрушин дал ему 100 рублей. Как-то через год, придя домой, узнал от слуги, что заходил какой-то художник, просил передать свой долг. Алексей Александрович развернул оставленный сверток и ахнул. Это был акварельный портрет «Голова украинки» работы Врубеля (он хранился потом в семье Бахрушиных много лет).
- Будь я поумнее, - сетовал обычно Алексей Александрович, - какие врубелевские работы мог бы тогда купить!
Наставником и гидом в собирательской деятельности был Алексей Петрович, сын покойного дяди Петра. Уже лет пятнадцать он был известен в Москве как страстный библиофил, коллекционировавший также предметы старины, произведения искусства - картины, рисунки, гравюры, литографии, табакерки, изделия из фарфора, бронзы, майолики, стекла, бисера и т.д. Алексею Петровичу принадлежало уникальное собрание миниатюр на кости. Постепенно он стал большим знатоком в области древних книг, раритетов, ценных изданий, подлинным экспертом по части антиквариата.
Кроме книг, лубочных картин, фотографий, Алексей Петрович собирал плакаты, афиши, меню, считая, что и эти документы эпохи будут со временем иметь большое историческое значение.
Алексей Петрович был прекрасно осведомлен об имеющихся в Москве коллекциях, копил сведения о них и об их владельцах и заносил в записные книжки. «В настоящее время в Москве, да и в других местах, - записал он в 1892 году, - так много собирателей, что почти каждый мало-мальски свободный человек собирает что-нибудь. Зная многих собирателей в Москве и коллекции, записывай: для памяти - так как меня это интересует, - имена собирателей и кто из них что собирает и давно ли?» Уже после смерти Алексея Петровича, в 1916 году эти записи были опубликованы отдельным изданием под названием «Кто что собирает. Из записной книжки А.П. Бахрушина».
О самом себе Алексей Петрович сделал такую запись: «Этот человек теряет сон и аппетит, если увидит хорошую вещь (какую бы то ни было) в чужих руках, тотчас же старается ее приобресть, - в этом отношении он очень завистливый человек». На всю Москву он был знаменит своей невероятной толщиной и скупостью, а кроме того, привычкой бесконечно торговаться.
Особый шик для коллекционера - не просто заполучить нужную для его собрания вещь, но купить ее за бесценок, распознать в продающемся по дешевке предмете нечто старинное, дорогостоящее, редкостное. Этому умению Алексей Петрович Бахрушин учил своего родственника и двойного тезку.
Впервые Алексей Александрович показал свою коллекцию друзьям 11 июня 1894 года. 30 октября того же года Бахрушин организовал в родительском доме в Кожевниках выставку для всех желающих. Этот день он считал официальной датой основания своего музея.
Ему посчастливилось найти жену, которая относилась к коллекции мужа с таким же рвением и увлечением, как он сам. Их встреча произошла 8 января 1895 года на святочном костюмированном балу.
Среди гостей Бахрушин увидел юную красавицу в модном тогда на маскарадах костюме «Безумие». Пораженный ее внешностью, он стал допытываться у знакомых, кто она. Оказалось - дочь миллионера-суконщика В.Д. Носова. Она лишь недавно окончила гимназию и стала выезжать в свет. Бахрушин разыскал на балу ее брата Василия и попросил представить его Вере Васильевне. Ей было тогда 19 лет, ему - на 10 лет больше.
В семейной летописи Носовых и Бахрушиных многое перекликается. Дед Веры Васильевны с братом работали простыми ткачами на фабрике Ракова в Преображенском. В 1829 году открыли маленькую фабричку, выделывавшую драдедамовые платки (именно такой платок был в семье Мармеладовых в романе Достоевского «Преступление и наказание»; он запоминается читателю как горький символ бедности и унижения). Братья сами ткали, сами промывали и красили платки, их мать и жены «обсучали» бахрому. В 50-х годах фабрику переоборудовали, в 1857-м-перестроили и увеличили вдвое (при Советской власти суконная фабрика в Лефортове получила название «Освобожденный труд»). В 1863 году Носовы стали поставщиками сукна для армии и флота. Второе поколение семьи - братья Василий и Дмитрий организовали «Промышленно-торговое товарищество мануфактур бр. Носовых», имели амбар в Черкасском переулке и магазин в Лубянском пассаже.
Отец Веры Васильевны В.Д. Носов рано овдовел (она тогда училась во 2-м классе гимназии). На руках у вдовца осталось шесть дочерей и сын (в будущем муж Евфимии Рябушинской).
С замужеством сестер Вера осталась в доме за старшую. Она, единственная из дочерей В.Д. Носова, училась в казенной гимназии -2-й Московской, остальные были отданы в частные. Поступила туда по собственному настоянию, поскольку увлекалась техникой, фотографией, а там были лучше поставлены точные дисциплины. Возили девочку в гимназию и обратно на лошадях, обязательно в сопровождении взрослых. С единственной подругой видеться вне гимназии ей разрешалось лишь в исключительных случаях. Одновременно с учебой Вере приходилось вести довольно сложное домашнее хозяйство. Она даже специально училась кулинарному искусству.
Бахрушин влюбился с первого взгляда. Через пять дней после первой встречи увидался со своей избранницей в театре - все антракты и последнее действие провел в ложе Носовых, по окончании спектакля провожал их до саней.
Встречи становились чаше и чаще. В эти дни Вера писала подруге о своем поклоннике: «Это длинный молодой человек, 30-ти лет, ужасно некрасивый... Все его очень хвалят и всем нашим очень хочется, чтобы я вышла за него». Еще через две недели на катке Бахрушин сделал предложение. Вера Васильевна сказала, что подумает и даст ответ 2 февраля на балу в Купеческом клубе.
И вот 17 апреля состоялась свадьба. Молодые венчались в храме Святой Троицы в Кожевниках, где церковным старостой был отец жениха. Он сменил умершего годом ранее брата Петра, который состоял в этой должности около 25 лет. В честь радостного события Александр Алексеевич подарил храму тысячной стоимости серебряные венцы с эмалью.
О свадьбе вовсю шумели газеты: «Лефортово с Кожевниками породниться хотят». Сообщалось, что после венчания состоялся (в ресторане Большой Московской гостиницы) «пир на весь мир»: среди приглашенных «коммерсант на коммерсанте» с женами и детьми; на дамах было надето одних бриллиантов на сотни тысяч рублей.
В качестве свадебного подарка Бахрушин-отец подарил сыну участок земли на углу Лужнецкой, или Лужниковской, улицы (теперь ул. Бахрушина) и Зацепского вала. На этом участке начали строить двухэтажный особняк по проекту архитектора В.В. Гиппиуса. Пока он строился, жили в соседнем доме, который принадлежал раньше купцу Михаилу Леонтьевичу Королеву- московскому городскому голове в 60-х годах.<...>Вскоре молодая семья перебралась в новое здание, возведенное по соседству, из красного кирпича, в старорусском стиле. Вокруг шумел огромный зеленый сад, в саду били фонтаны.
Молодые Бахрушины решили, что три комнаты в полуподвальном этаже нового здания отойдут под коллекцию, а остальные будут использованы для хозяйственных нужд. Но куда там! Собрание театральных реликвий разрасталось как на дрожжах. Алексей Александрович разыскивал их сам и с помощью приятелей, приобретал и получал в подарок от многочисленных друзей-актеров.
В 1899 году в Ярославле торжественно праздновалось 150-летие основания русского театра. С помощью Бахрушина была подготовлена обширная, очень интересная выставка. Добрая треть экспонатов была снабжена этикетками с надписью: «Из собрания А.А. Бахрушина». Ярославская выставка вызвала большой интерес. О коллекции узнали, заговорили. Это вызвало усиленный поток новых поступлений.
Алексей Александрович ни от чего не отказывался, приговаривая: «Доброму вору все впору. Там разберемся!» Старинные музыкальные инструменты и ноты, автографы и рукописи актеров, писателей, драматургов, портреты, картины и театральные эскизы работы Кипренского, Тропинина, Головина, братьев Васнецовых, Репина, Врубеля, Добужинского, Коровина, Кустодиева, собрания театральных биноклей, дамских вееров, личные вещи актеров, предметы театрального быта - чего только не вобрала в себя за долгие годы бахрушинская коллекция! С каждым днем пополняясь, она требовала все новых помещений. Полуподвальный этаж дома был занят целиком, потом часть жилого верха - детская, буфетная и коридор наверху, наконец, конюшня и каретный сарай во дворе.
К страстности коллекционера в московском «большом свете» относились с иронией. На вечерах и званых обедах Бахрушину задавали ехидные вопросы: правда ли, что он приобрел пуговицы от брюк Мочалова и помочи Щепкина? Алексей Александрович не смущался насмешками. После театрального праздника в Ярославле он особенно ясно понял, что делает нужное, полезное дело, и спокойно продолжал идти своим путем.
К счастью коллекционера, жена так же страстно увлеклась театром, была его единомышленницей и верной помощницей. За короткое время она научилась машинописи, переплетному делу, тиснению по коже, резьбе по дереву, была отличным фотографом, ведала фонографом, которым увлекался муж. Все эти свои знания и умение В.В. Бахрушина использовала для оформления коллекции. На ее обязанности лежал сбор афиш премьерных спектаклей, материалов прессы, посвященных театральным событиям. В архиве музея сохранилось множество картонных листов с аккуратно наклеенными с двух сторон газетными столбцами. Каждая вырезка надписана мелким, убористым почерком Веры Васильевны - из какой газеты, за какое число.
Характер у мужа был далеко не сахар - вспыльчивый, упрямый. <...> Ю. А. Бахрушин вспоминает, что добиться у отца денег на хозяйственные расходы было для матери мукой - суммы, тратящиеся на хозяйство, представлялись ему безрассудно отторгнутыми от коллекции. К концу жизни Бахрушин, по словам его сына, не раз восклицал:
- Ах, если бы собрать все деньги, которые я в свое время истратил на обеды, ужины и другие глупости, сколько бы я смог на них приобрести замечательных вещей для музея!
А обедов и ужинов, за которыми собирались в доме Бахрушиных друзья, действительно было не сосчитать.
Среди гостей обычно можно было встретить композитора Цезаря Кюи, художника Сурикова, владельца театра Эрмитаж Лентовского, директора императорских театров Теляковского, певиц Варю Панину, Анастасию Вяльцеву, многих актеров Малого театра, петербургскую актрису Савину, Гиляровского, Собинова (в музее хранится его автограф: «Милому, старому другу Алеше Бахрушину. Любящий его Леонид Собинов»). Ф.И. Шаляпина Бахрушин не любил и никогда не приглашал. «Присутствие Шаляпина, - говорил он, по словам сына, - чересчур жестокое испытание для нервов».
Не любил Бахрушин и Художественный театр, целиком отдав душу Малому (правда, позднее отношение его к МХТ переменилось). В 1899 году Немирович-Данченко писал Станиславскому в связи с финансовыми затруднениями театра: «...Двигаюсь... к Бахрушину, у которого, может быть, смотря по его тону, попрошу взаймы. Но только может быть». Ни в тот раз, ни на другие просьбы руководителей МХТ Алексей Александрович не откликнулся. Это не мешало, однако, Немировичу-Данченко быть частым гостем в доме на Лужниковской.
Народная артистка СССР В. Н. Пашенная рассказала в мемуарах о том, как она, юная и выросшая в бедности, вместе с группой молодых актеров Малого театра впервые побывала в гостях у Бахрушина: «Была зима, и мы целой компанией поехали туда на извозчиках. Я была в восторге от этого путешествия. Когда через целый ряд роскошных комнат мы вошли в большую столовую, я даже растерялась - так все было здесь красиво, богато и необычно для меня. И сам Бахрушин, и его жена Вера Васильевна, и даже их мальчик Юрочка тепло и радушно приняли нас».
<...>Глубоко религиозный, как все Бахрушины, Алексей Александрович каждое утро начинал с долгой молитвы. В 10 часов утра уходил в контору на завод. Возвращался около часу дня, завтракал и уезжал по своим многочисленным делам. В 1897 году Бахрушин был избран членом совета Российского театрального общества и возглавил Московское театральное бюро. Многие годы он вел большую полезную работу в ВТО. Тогда же, в 1897 году, выставил свою кандидатуру в городскую думу.
Алексей и Владимир Александровичи, а затем и Сергей Владимирович Бахрушины продолжили традиции Петра, Александра и Василия Алексеевичей и также в течение многих лет подавляющим большинством голосов избирались гласными Московской думы...
Алексей Александрович был там бессменным докладчиком по всем вопросам, связанным с театром.<...>
Покончив с общественными обязанностями, Алексей Александрович приходил домой около 6 часов вечера, переодевался и ехал в театр вместе в женой или на какое-либо заседание. Он был постоянным устроителем различных общественно-развлекательных мероприятий. Ежегодно организовывал благотворительные «Вербные базары» в залах Благородного собрания (теперешний Дом союзов), доходы от которых шли в пользу детского попечительства Московской городской думы.
Он же был главным распорядителем маскарадов, устраивавшихся каждый год Театральным обществом в пользу ветеранов сцены. Там ставили шуточные сцены из оперных и балетных спектаклей, и Алексею Александровичу eдавалось убедить своего друга, театрального режиссера Н. А. Попова исполнить фанданго в женском испанском костюме; он ухитрялся уговорить Нежданову - первое колоратурное сопрано страны - выступить в роли графа Альмавивы в отрывке из оперы «Севильский цирюльник», знаменитое меццо-сопрано Збруеву - в роли дона Базилио, а популярнейшего тенора Собинова - спеть партию Розины!
Бахрушин являлся непременным участником многочисленных комиссий и выставочных комитетов, связанных с театром, искусством, историей. «На него колоссальный спрос,- писала газета «Новости сезона».- Нет такой комиссии, куда бы его не приглашали».
В начале 1907 года Московская городская дума поручила Алексею Александровичу заведование Введенским народным домом (теперь в его перестроенном здании на площади Журавлева помещается Дворец культуры Московского электролампового завода). Бахрушин стремился устроить там театр, который на рабочей окраине стал бы «храмом настоящего искусства». Удалось подобрать хорошую труппу (премьером там несколько лет был Иван Мозжухин, будущая звезда зарождающегося русского кинематографа). Репертуар был серьезный, в Народном доме рабочий зритель мог увидеть те же пьесы, что шли на центральных сценах. В 1909 году здесь ставились «Сон в летнюю ночь» Шекспира, «Горячее сердце», «Гроза» Островского, «Иванов» и «Вишневый сад» Чехова; в 1913 году «Месяц в деревне» Тургенева, «Потонувший колокол» Гауптмана, «Северные богатыри» Ибсена. Летом труппа Введенского народного дома играла в Сокольническом парке.
«Далекой и густо населенной окраине повезло, - говорилось в статье «Московские письма», опубликованной 29 января 1912 года в газете «Театр и искусство». - Там вырос театр-друг, театр-учитель... Всем этим зритель Введенского народного дома обязан А. А. Бахрушину. Он не только не дал театру упасть до шаблона, но поднял его на ту высоту, которая заставляет и москвича из центра нет-нет да и заглянуть в маленький народный театр на Введенской площади».
В некрологе, посвященном памяти А.А. Бахрушина и опубликованном 25 июня 1929 года в «Литературной газете», в качестве главной его черты отмечался «необычайный дар собирательства»: «Вещи шли к нему как ручные. У него был зоркий глаз и цепкие руки. Он умел добиваться облюбованного им предмета настойчиво и неотступно».
У Бахрушина были свои, особые приемы и методы. Если он узнавал, что кто-либо из известных театральных деятелей собирается осмотреть его коллекцию, сразу же устраивал «дежурные» витрины, касавшиеся посетителя, причем выставлялись только пустяковые экспонаты; все, что было о нем интересного и ценного, пряталось. Алексей Александрович подводил гостя к витрине и вздыхал:
- Вот, к сожалению, все, что я имею о вас. Даже обидно, что такой крупный деятель театра, как вы, так слабо отражен в музее. Но что же поделаешь!
Этот фортель действовал безотказно: посетитель жертвовал музею ценный вклад.
Бахрушин собирал не только личные вещи деятелей театра, но и предметы, отражающие его историю. Например, он долго мечтал приобрести в свою коллекцию принадлежности старинных кукольных театров «Вертеп» и «Петрушка», распространенных на Руси до организации театров с актерами-людьми. Но владельцы «Петрушек» ни за какие деньги не соглашались их уступить.
31 января 1908 года Бахрушин писал своему петербургскому корреспонденту и постоянному помощнику в пополнении коллекции В.А. Рышкову: «Я давно уже и очень тщетно ищу вертеп... Он давно уже не попадался в руки антиквариев, так что уже бросили попытку найти мне его... Если явится возможность получить настоящий, старинный вертеп, хотя бы и попорченный, то я с восторгом приобрету их столько, сколько найдется, тем более что трудно допустить, чтобы внутреннее содержание их было одинаковым».
И вдруг - удача! Прошло полгода, и газета «Рампа» 15 августа 1908 года сообщила о пополнении бахрушинской колекции: «На днях в Виленской губернии приобретен случайно вертеп - прообраз театра с 35 куклами». А вскоре Рышков, после долгих тщетных поисков, купил для Бахрушина и «Петрушку».
В 1909 году Алексей Александрович заинтересовался зрительскими трубками, являвшимися предтечей театральных биноклей и распространенными в первой половине XIX века. С детства каждому знакомы строчки из «Евгения Онегина» про «трубки модных знатоков из лож и кресельных рядов». Но что они собой представляли, как выглядели? «Я даже не имею понятия, какой формы вещь ходила под этим названием», - писал Бахрушин Рышкову. Начал настойчивые розыски и через некоторое время являлся уже обладателем коллекции зрительских трубок.
Бахрушин выработал специальную тактику торговли с продавцами, описанную в мемуарах его сына. Алексей Александрович высматривал требующийся ему предмет, но не подавал виду, что хочет его купить. Спрашивал у торговца цену лежащей рядом, совершенно ненужной вещи. Тот, видя, что его товаром заинтересовались, назначал высокую цену. Бахрушин начинал азартно торговаться, притворяясь жаждущим совершить покупку. Ведя долгие дебаты с продавцом, вдруг, мимоходом осведомлялся о цене действительно приглянувшегося ему товара. Продавец, весь поглощенный торговлей крупной вещи, наскоро называл невысокую (не о нем ведь речь!) цену. Тогда Алексей Александрович прерывал торговлю, говорил, что зайдет завтра, а в компенсацию за затраченное время возьмет вот это. И уходил с желанной покупкой.
Коллекция росла и росла. Дом разбухал от вещей, книг, бумаг. В 1913 году отец отдал в распоряжение Алексея Александровича бывший королёвский особняк, и он также вскоре доверху был забит. Бахрушин постоянно перебирал, раскладывал свои сокровища, сортировал их по отделам: театральный, музыкальных инструментов, композиторов, литературный, этнографический и т.д.
«Когда во мне утвердилось убеждение, что собрание мое достигло тех пределов, при которых распоряжаться его материалами я уже не счел себя вправе, я задумался над вопросом, не обязан ли я, сын великого русского народа, предоставить это собрание на пользу этого народа»,- эти слова А. А. Бахрушин произнес в памятный для него день - 25 ноября 1913 года, когда его коллекция была передана Российской Академии наук.
После революции Алексей Александрович не покинул родину. Думается, он и представить себе не мог разлуки со своим созданием, делом всей своей жизни. 30 января 1919 года нарком просвещения Луначарский за своей подписью издал следующее распоряжение: «Театральный музей имени А. Бахрушина в Москве, находящийся в ведении Академии наук при Народном комиссариате по просвещению, ввиду своего специально-театрального характера, переходит на основании п.2 «Положения о Театральном отделе» в ведение Театрального отдела Народного комиссариата по просвещению».
Через два дня, 1 февраля, О.Д. Каменева подписала приказ: «Назначаю члена Бюро историко-театральной секции Алексея Александровича Бахрушина заведующим Театральным музеем Teaтрального отдела Народного комиссариата по просвещению имени А. Бахрушина».
Бахрушин стал одним из очень немногих московских меценатов, чья деятельность - в том же, что и до революции, качестве - продолжалась и при Советской власти. И в самом деле, пожизненный директор - на этом посту он оставался, последнего часа. источник:
От: marina51,
Скрыть комментарии (отзывы) (0)
Похожие темы:
« Вернуться
|
