Опубликовано: Март 23, 2012
Держись, студентДля Москвы день святой Татьяны - праздник особый и далеко не всегда безопасный
25 января в Москве традиционно празднуется день святой Татьяны. Уточнение «в Москве» здесь не случайно - именно в нашем городе этот церковный праздник значит много больше, чем обыкновенный день ангела. 25 января 1755 года был основан Московский университет.
С тех пор Татьянин день - праздник московского студенчества, сама же святая Татьяна - их покровительница. И приходится ей нелегко: ведь во все времена молодых людей тянет на подвиги.
1. И колбасу поцелуем
В день святой Татьяны городские рестораны с утра готовились к вечернему мероприятию, которое было далеко не однозначным. С одной стороны - недостатка в посетителях не будет. С другой же - посетитель ожидается особенный, отнюдь не респектабельный. Страсбургские пироги явно заказывать не будет. Ограничится дешевым пивом, водкой, бюджетным ромом и демократичными закусками. Может и мебель поломать.
Соответственно самые ценные предметы мебели, ковры и зеркала предусмотрительно выносили из залов, кухня же переключалась в соответствующий режим.
Наибольшей популярностью среди студентов в этот день пользовался почему-то «Эрмитаж». Ничего, казалось бы, не связывает эти две московские достопримечательности. Да и расположены они отнюдь не рядом - с Моховой, где располагался Императорский Московский университет, до Трубной площади идти два километра. Но шли - по Моховой, затем по Театральной площади и далее по улице Неглинной. Шли сразу же по окончании торжественного акта в университете. А в «Эрмитаже» все уже было готово к приему гостей.
Петр Боборыкин так описывал это мероприятие в романе «Китай-город»: «Чуть не с супа (вряд ли холодного. - А.М.) начались речи, тосты, пожелания. И без шампанского чокались и пили «здравицы» чем попало: красным вином, хересом, а потом и пивом. «Gaudeamus» только в начале пелась в унисон. Перешли к русским песням. Тут уже все смешалось, повскакало с мест. Нельзя уже было ничего разобрать. Пошла депутация в соседнюю комнату, где обедало несколько профессоров. Привели двоих - одного белокурого, в очках, худощавого, другого - брюнета, очень еще молодого, но непомерно толстого. Обоих стали качать с азартом, подбрасывая их на воздухе. Толстяк хохотал, взвизгивал, поднимался над головами, точно перина, и просил пощады. Товарищ его выносил качание стоически. И Палтусов с Пирожковым принимали участие в этом варварском, но веселом чествовании. До трех раз принимались качать. Притащили еще двух профессоров, просили их сказать несколько слов, ставили им вопросы, говорили им «ты», изливались, жаловались. Становилось тяжко. В коридоре вышел крупный спор с прислугой...»
Один из самых популярных журналистов того времени Влас Дорошевич посвятил этому празднику прекрасный фельетон «Татьянин день». Он воспроизводил один из тостов, произнесенных в ресторане неким пожилым выпускником.
«- Колбаска! Господи! Помнишь, брат? Петька! Помнишь? Бронная, колбаса, идеалы! Меня! Давай колбасу поцелуем! Плачу, брат, плачу! Святые слезы! Святые, да! И колбаса святая! И молодость святая! ...Ну, не буду петь! Не нужно - и не нужно! А колбасу я уважаю! Символ! Верили, пока колбасу ели! А теперь, брат, устрицы нас съели! Устрицы! И омар съел! Где омар? Дать мне сюда из него салат! Я его съем!»
Салат не подавали - непонятно, кто и как за тот салат будет платить, в толпе не уследишь за всеми этими сверхобразованными едоками.
Бытописатель же П. Иванов приводил потрясающие диалоги, которые подслушал здесь, на Трубной площади.
«За отдельным столом плачет пьяный лохматый студент…
- Что с тобой, дружище?
- Падает студенчество. Падает, - рыдает студент.
Больше ничего он не может сказать.
- На стол его! На стол! Пусть говорит речь! - кричат голоса.
Студента втаскивают на стол.
- Я, коллеги, - лепечет он, - студент. Да, я студент, - вдруг ревет он диким голосом. - Я… народ… я человек…
Он скользит и чуть не падает.
- Долой его! Долой!
Его стаскивают со стола.
- Товарищи, - пищит новый оратор, маленький юркий студент, - мы никогда не забудем великих начал, которые дала нам великая, незабвенная Alma mater…
- Браво! Брависсимо! Брависсимо! Качать его! Качать!
Оратора начинают качать. Он поливает всех пивом из бутылки.
- Господа, «Татьяну», - предлагает кто-то.
Внезапно все замолкают. И затем сотни голосов подхватывают любимую песню:
- Да здравствует Татьяна, Татьяна, Татьяна.
Вся наша братия пьяна, вся пьяна, вся пьяна…»
До ночи праздновали здесь, на Трубной площади, студенты. После чего те, у кого хватало сил и денег, ехали в ночные загородные злачные места (типа «Яра» и «Стрельны»), большинство, почти в бесчувствии, расползалось по домам, а работники «Эрмитажа» приводили свой ресторан в порядок - чтобы на следующий день он снова смог принять солидных, респектабельных гостей.
2. Без Малова девять
Но не всегда студенческие выступления были такими романтичными и благостными. Случалось, что университетская братия совершенно на трезвую голову устраивала такие выступления, что мало не покажется. В частности, в историю вошла так называемая «маловская история». Она произошла 16 марта 1831 года.
Малов - это фамилия профессора политического отделения Московского университета. Этот господин, что называется, звезд с неба не хватал, однако же его на кафедре держали - в первую очередь как раз за политическую благонадежность. То есть за ретроградство.
Студенты, как нетрудно догадаться, наоборот, Малова недолюбливали. Не то чтоб относились к нему с выраженными враждебными чувствами - нет, просто игнорировали, за человека толком не считали. Когда у слушателей политического курса спрашивали, сколько у вас профессоров, они обычно отвечали: «без Малова девять».
Но в конце концов легкое неприятие Малова переросло у молодых людей в активную и четко выраженную неприязнь. Они решили Малова изгнать.
Механизм изгнания был довольно странным. В определенный студентами день, когда Малов читал свою очередную тупенькую лекцию, студенты дождались, пока он сделает свое первое замечание (а господин Малов был любитель подобных забав), и принялись шаркать башмаками под столами.
- Вы выражаете свои мысли ногами, как лошади? - заявил господин Малов.
Может быть, эта фраза и была одной из самых остроумных, произнесенных им за свою жизнь, но сценарий уже был составлен, и студенты отклоняться от него не собирались.
- Вон его! - заревела аудитория. - Вон! Да сгинет!
Кричали, кстати говоря, и по латыни, и по-русски.
В конце концов Малов не выдержал и вышел из аудитории. Дело на том не закончилось - студенты его облепили и силой вытолкнули на улицу. Следом выбросили и его калоши.
Было проведено оперативное расследование. Зачинщики, а среди них оказались юные Герцен и Лермонтов, последовали в карцер. Дело дошло до государя Николая Павловича. А тот, к полнейшей неожиданности всех, волю студентов утвердил. Малова отстранили от преподавания.
3. Кошачий концерт
Один из центров раздражения московского студенчества - редакция реакционной, как в то время говорили, газеты «Московские ведомости». В городе выходило две крупных и популярных газеты - бульварный «Московский листок» и официальные, официозные «Московские ведомости». На первую подписывались, потому что там рассказывали о различных криминальных происшествиях и публиковали любовные романы с продолжениями. А на вторую - потому что этого требовало начальство. Газета была скучная, переполненная всяческими циркулярами, указами и прочей малоинтересной информацией. Студенчеству она не приглянулась. И в 1884 году под стенами редакции, располагавшейся на углу Большой Дмитровки и Страстного бульвара, собрались сотни студентов.
Главный редактор «Ведомостей» Михаил Катков проживал в том же доме. Уважением у москвичей не пользовался. Но дружить с Катковым было полезно для карьеры. Литератор П.А. Горбунов писал о том, как город праздновал один из его юбилеев: «От Каткова Москва просто с ума сошла… В ноябре он был именинник, и его приезжало поздравить едва ли не полгорода: и дворянство, и именитое купечество, и профессорство, и всякое русское холуйство».
Так вот, под окнами этого господина и его редакции вдруг раздалось громкое, душераздирающее мяуканье, крики, писк, вой. Звуками не ограничивались - кидали в окна и гнилые помидоры, и тухлые яйца, и другие не менее ароматные материалы.
Разумеется, полиция принялась наводить порядок. Владимир Гиляровский вспоминал трогательнейший эпизод, связанный с этой историей: «Когда окруженную на бульваре толпу студентов, в числе которой была случайно попавшая публика, вели от Страстного к Бутырской тюрьме, во главе процессии обращал на себя внимание великан купчина в лисьей шубе нараспашку и без шапки. Это был подрядчик-строитель Громов. Его знала вся Москва за богатырскую фигуру. Во всякой толпе его плечи были выше голов окружающих. Он попал совершенно случайно в свалку прямо из трактира. Конный жандарм ударил его нагайкой по лицу. В ответ на это гигант сорвал жандарма с лошади и бросил его в снег. И в результате его степенство шагал в тюрьму.
На улице его приказчик, стоявший в числе любопытных на тротуаре, узнал Громова.
- Сидор Мартыныч, что с вами? - крикнул он.
- Агапыч, беги домой, скажи там, что я со скубентами в ривалюцию влопалси! - изо всех сил рявкнул Громов».
Так закончилось одно из первых уличных выступлений студенчества.
4. Убит по дороге в тюрьму
В октябре 1905 года в Императорском Московском техническом училище (ныне Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана) произошла двойная студенческая демонстрация. А дело было так.
8 октября вышел на свободу профессиональный революционер Николай Эрнестович Бауман. 18 декабря, спустя день после того, как был подписан знаменитый царский Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка» (вошедший в историю под именем Октябрьского манифеста), Бауман вместе с другими товарищами по революционной работе оказался в Техническом училище - там собирался московский комитет большевистской партии. Было стихийно принято решение: идти освобождать политических заключенных из Бутырской тюрьмы. Демонстрацию, состоящую из большевиков и студентов, возглавил Николай Бауман. Но далеко идти не удалось - к Бауману подбежал некто Михалин и ударил его по голове тяжелым куском водопроводной трубы. Бауман скончался. Его тело отнесли в училище.
Один из очевидцев вспоминал: «В Техническом училище в нижнем этаже (кажется, в столовой) лежал Николай Эрнестович, лежал на большом столе, покрытый белой простыней. Рядом со столом, где лежал Бауман, стоял небольшой столик, весь покрытый медной монетой, какая-то странная гора медных «копеечек», которые клали на стол совсем серые люди, когда подходили и кланялись в ноги убитому Бауману.
Про назначение этих медяков тут же в толпе шепотом говорили, что это дается на большую-большую свечку, которая будет поставлена Николаю Угоднику, так как имя пострадавшего за народ Баумана - Николай. Другие говорили, что деньги эти даются на оружие, что из народных копеечек сложится сумма, необходимая рабочим, чтобы вооружиться, прогнать царя, помещиков и фабрикантов».
Так или иначе, 20 октября из училища вынесли тело Николая Баумана и понесли на Ваганьковское кладбище. За телом потянулись люди - по большей части студенты. Численность этой демонстрации установить сейчас нельзя, но, по словам современника, «народу было столько, что, говорят, когда голова процессии повернула на Большую Никитскую, хвост был еще у Красных ворот».
Это была крупнейшая в Москве демонстрация, основу которой составляли студенты.
5. Бунт физиков
Принято считать, что история студенческих протестных демонстраций заканчивается в 1917 году. Однако же это не так.
В 1953 году скончался Сталин, затем был арестован Берия, а спустя еще несколько месяцев студенты физфака МГУ переехали в новопостроенное здание на Ленинских горах. Там для них были приготовлены аудитории, лаборатории и даже невиданное по комфортности общежитие. Было от чего потерять голову. И студенты ее потеряли. Несколько сотен делегатов очередной отчетно-перевыборной конференции выразили недоверие деканату и парторганизации своего факультета. Событие - совершенно немыслимое по тем временам.
Правда, до манифестаций дело не дошло - ограничилось одними только резолюциями, посланными в ЦК КПСС. Но ушлые физики сумели внедриться в университетскую радиосеть и перекрыли идеологические трансляции аполитической музыкой - от фокстрота «Рио-Рита» до симфоний Моцарта.
А результат был приблизительно такой же, как и в «маловской истории». Требования студентов частично исполнили, но особо рьяных активистов все равно примерно наказали.
Алексей Митрофанов
От: Источник: Московская перспектива 24.01.2012,
Похожие темы:
« Вернуться
|
